Специальный корреспондент «Думской» побывал в гостях у матери 19-летнего матроса Военно-морских сил Украины Андрея Эйдера, раненного и попавшего в плен в бою с превосходящими силами россиян у Керченского пролива. Увиденное его шокировало.

За несколько километров от села Мариновка, где живет мама Андрея Виктория Эйдер, видны роскошные купола Свято-Покровского мужского монастыря - сами понимаете какого патриархата и фешенебельное монастырское многоэтажное здание, увенчанное синей черепичной крышей. «Скромная обитель», обнесенная мощным бетонным забором, невольно вызывает ассоциации со средневековым замком, вокруг которого теснятся хижины крепостных, приписанных к монастырю. Впечатление еще более усиливается, когда видишь дома обычных селян. Половина из них полуразрушена, другие не менее ветхие, но держатся в относительно сносном состоянии стараниями своих обитателей. Вокруг села – остатки чахлой посадки, основательно прореженной вырубкой на дрова: все дома в Мариновке отапливаются печами. Из достижений цивилизации – отделение «Новой Почты», дом сельсовета и пару сельских «пабов».

Виктория Эйдер встречает нас у порога. Из-за спины женщины высовываются две любопытные детские мордашки. Это – сестра и брат юного матроса, попавшего в плен, 8-летняя София и 10-летний Виталик. Об Андрее Виктория рассказывает, то и дело прерываясь, сглатывая комок в горле. Мама матроса уже несколько суток практически не спит, держится на лекарствах. Информации о сыне почти нет, какие-то крохи сведений женщина черпает из передач по подслеповатому древнему телевизору.

«Андрей умудрился передать весточку уже из госпиталя в Керчи. Написал, что все нормально, мол, не переживайте. Но как не переживать, если мой ребенок ранен? Как мне жить, спокойно есть и спать, если судьба сына неизвестна? Перед этим злополучным походом Андрей общался со мной, говорил, что у него дурные предчувствия. Дело в том, что с ними перед выходом катеров в море к Крыму проводило беседу какое-то начальство. Андрей сказал мне, что командиры открыто заявили: мол, в походе может случиться всякое. И обмолвился, что даже о возможном пленении и вероятном бое начальство предупреждало. То есть начальство предполагало, что все может закончиться именно таким образом. Но матросы – люди военные. У них никто не спрашивал, хотят они в поход или не хотят. Приказали – вышли в море. Это их долг, они приняли присягу и подписали контракт. Но одно мне непонятно: почему в боевой поход отцы-командиры отпустили совсем мальчишек? Андрей к моменту выхода «Бердянска» прослужил в ВМСУ всего лишь полтора месяца! Месяц в учебке и две недели на катере! А потом его в поход послали. И таких как Андрей там достаточно – посмотрите список пленных! Почему адмиралы, которые планировали поход, сами в него не пошли? Вместе с теми пацанами, которых они бросили на опасное задание?» — спрашивает со слезами на глазах Виктория Эйдер.

Я ничего не могу ответить маме юного моряка. Но справедливость вопроса очевидна. Вспоминаются слова израильского военного эксперта, ветерана нескольких войн на Ближнем Востоке Игаля Левина, который в 2014 году приехал добровольцем в Украину и трудился тут инструктором: «Смотрите, есть только одна главная ценность — это человеческая жизнь. Человек должен сделать все, чтобы остаться в живых. И чтобы его не пытали, мучили или убили. Так поступать правильно. Так, например, предписывается поступать солдатам Армии обороны Израиля — рассказать врагу все, что знаешь, лишь бы остаться в живых. Такой подход безгранично мотивирует человека на службе, от него будет в тысячи раз больше пользы.

Все эти «молчать любой ценной», «подорвать себя на гранате» или «почему ты, сука, в танке/катере не сгорел» — это совковый людоедский анахронизм. Этого надо избегать, как и тех, кто к такому людоедству призывает».

Есть реальный случай из истории арабо-израильских войн. Один из командиров израильской армии был со скандалом уволен. Причина – он послал своих солдат вытаскивать застрявший грузовик из простреливаемой зоны. Командующий при увольнении заявил офицеру: «У тебя было два нормальных выхода. Первый – бросить машину к х… Второй – пойти самому с солдатами вытаскивать грузовик из-под обстрела».

К сожалению, Украина – не Израиль, наши ВСУ - не ЦАХАЛ, украинские военачальники – не Ариэль Шарон, не Ицхак Рабин, Моше Даян и Эхуд Барак… В боевые походы со вполне прогнозируемыми тяжелыми последствиями, они не ходят.

Дом матери пленного матроса даже по сравнению с остальными ветхими жилищами селян выглядит бедно. Больше напоминает хижину дяди Тома или кума Тыквы из сказки про Чиполлино. Крыша явно протекает, на чердаке зияют дыры, еле прикрытые обрывками полиэтилена, на потолке в комнатах видны сырые пятна. Туалет «совмещен» с ванной и подсобкой, и воды в нем нет.

Виктория когда-то училась в педагогическом колледже в Одессе, но так его и не закончила. Постоянной работы у женщины нет. Летом и осенью она подрабатывает на элеваторе, в остальное время года сидит дома. Но и тут забот хватает – воспитание и уход за детьми, подсобное хозяйство: она держит кур и пару свиней. Основной источник дохода семьи – гражданский муж Виктории, подрабатывающий ремонтами.

В ВМСУ Андрей Эйдер попал, окончив морской колледж в Одессе.

«Получил там специальности матроса и сварщика, — рассказывает мать. — Особых предложений по работе не было, и сын решил идти в военный флот, хотя об армии он имел лишь смутное представление. Служил нормально, но через месяц службы как-то с улыбкой сказал мне: «Мам, я теперь дворник 80 уровня и грузчик 90-го».

После того, как Андрея взяли в плен, обо мне вспомнил вдруг сельский голова. Полгода назад он не разрешал мне похоронить мать (бабушку Андрея, — Ред.), жительницу села и владелицу моего дома, на нашем сельском кладбище. Она в последнее время жила в Одессе, там и умерла. Тогда голова сельсовета заявил, что, мол, «если чужих будем хоронить у нас, для своих места не останется». А в этот раз, уже после боя возле Крыма, зашел, похмыкал, задумчиво пробормотал что-то вроде «будемо думати» и растворился. Больше не заходил, помощи никакой не было. Никто из властей или командиров Андрея больше мною и моей семьей не интересовался…» — грустно поведала мама самого юного из наших пленных.

Зато Викторию Эйдер осаждают представители военной прокуратуры. Зачем они наведываются, женщина говорить не имеет права. Возможно, кто-то из военных правоохранителей все же заинтересовался целью похода украинских катеров и буксира прямиком в пасть врага. Хотя, может, и простая формальность.

Семья у Эйдер многодетная. Денег практически нет, нет интернета, нет элементарных удобств. «Думская» уверена, что настоящие «наши» своих не сдают. И семьям пленных помогут.

Источник